Журналы «Работница» и «Крестьянка» в решении «женского вопроса» в СССР в 1920–1930-е гг. - Ольга Дмитриевна Минаева

стремление выявлять любовь не только в поцелуях и объятиях, но и в слитности действия, в единстве воли, в совместном творчестве. Задача пролетарской идеологии… – воспитать чувство любви между полами в духе величайшей силы – товарищеской солидарности»[63].

Такая, пусть и идеалистическая, картина отношений мужчины и женщины, накладывается на представления Коллонтай о приоритете интересов коллектива над личными. Она пишет: «провозглашая права «крылатого Эроса», идеология рабочего класса вместе с тем подчиняет любовь членов трудового коллектива друг к другу более властному чувству – любви… к коллективу. Мораль пролетариата предписывает: все – для коллектива»[64].

Нужно сказать, что идеи Коллонтай встретили непонимание соратников по партии. В 1926 г. был издан сборник статей «Коммунистическая мораль и семейные отношения», в котором концентрированно высказаны суждения о наиболее актуальных вопросах реформирования семьи.

Во-первых, привлекает внимание тезис о том, что «партия имеет право заглянуть в семью каждого из нас и проводить там свою линию (в лучших целях!)»[65]. Это убеждение неоднократно тиражировалось в женских журналах того времени. «Мы имеем право требовать и мы должны требовать от членов партии, чтобы духовное верховенство в семье принадлежало им – коммунистам»[66]. Две проблемы называет П. Квиринг: влияние на коммунистов «буржуазных жен» или «старая домостроевщина: жена – существо если не низшего, то второго порядка. Ее дело – вести хозяйство, готовить обед, стирать, чистить, рожать и растить детей, а муж – кормилец или глава. Муж-коммунист редко догадается пригласить с собой жену на собрание ячейки»[67]. Оба эти варианта семейных отношений неприемлемы для коммуниста.

Требование, чтобы «более развитый муж-коммунист влиял на беспартийную жену, вел за собой»[68], ничего общего не имеет с представлениями Коллонтай о «любви-равенстве» и «любви-дружбе». Мнение мужчины-коммуниста: «я, может быть, огорчу многих коммунисток… Достаточно редки семьи, где муж и жена – равноценные величины»[69].

Именно вопрос перераспределения бытовых обязанностей в семье кажется наиболее важным коммунистам-мужчинам. П. Квиринг пишет: «Молодые коммунистки чрезвычайно болезненно отстаивают в семье свою свободу и самостоятельность, сваливая фактически все заботы о мелочах домашней жизни на своих мужей… Многие считают верхом коммунистичности при каждом случае высказывать презрение ко всякой домашней работе, …не понимая, что это просто-напросто мещанский аристократизм»[70]. Правда, автор признает, что «это перегибание палки отдельными пролетарками является вынужденным протестом против тупого мужского самолюбия и самовлюбленности, проявляющихся часто у сознательных и культурных мужчин, в том числе и коммунистов»[71]. Но из этого «вовсе не следует, что женщинам еще предстоит провести специфическую женскую революцию против мужчин»[72].

В таком же ключе (перераспределение гендерных ролей в обществе) рассматривает проблемы семьи и Л. Д. Троцкий, отмечая, что семья (и даже пролетарская) «расшаталась». Просто было установить «политическое равенство женщины с мужчиной», труднее установить «производственное равенство рабочего и работницы («чтобы мужчина не оттирал женщины»). А равенство в семье – задача более трудная, для ее решения надо «революционизировать весь наш быт». «Без достижения действительного бытового и морального равенства мужа и жены в семье нельзя серьезно говорить о равенстве в общественном производстве или… в государственной политике»[73].

Л. Д. Троцкий рассматривает такие варианты[74] «крушения» семьи:

• муж пришел с Гражданской войны, его горизонты расширились, это другой человек, а жена, семья – старые. «Семейная смычка» порвана, новая не создается. Недовольство-озлобление, разрыв;

• муж-коммунист и общественник. Жена – коммунистка, тоже общественница. Отсутствие семейного уюта вызывает конфликты, ожесточение, разрыв;

• муж-коммунист, жена беспартийная, замкнута в семейном кругу. Ячейка постановила «коммунистам снять у себя иконы». Для мужа – норма, для жены – катастрофа, обнаруживается духовная пропасть, разрыв;

• муж – хороший рабочий, жена – домохозяйка. Но вот случай сводит ее с женской организацией, перед ней открывается новый мир. В семье упадок, муж ожесточается, жена оскорблена в своем «пробужденном гражданском достоинстве», разрыв.

Все эти варианты, по мнению Троцкого, «разыгрываются на линии стыка между коммунистическими элементами и беспартийными». Его рецепт решения семейных конфликтов – приступить к строительству прачечных, столовых, школ и детских садов, когда государство «станет богаче». Троцкий считает, что «тогда связь мужа и жены освободится от всего внешнего, постороннего, навязанного, случайного. Один перестает заедать жизнь другому. Устанавливается подлинное равноправие»[75]. Троцкий призывает создавать «показательные общежития». Очевидно, что соратники по партии (мужчины) не желали реформировать межличностные отношения мужчины и женщины, не разделяли взгляды Коллонтай и не желали обсуждать их. Проблема домашних дел рассматривается как основная в реформе семьи – именно так будет освещать эту тему женская печать.

П. Виноградская, критикуя идеи Коллонтай, демонстрирует женский взгляд. Она недоумевает, почему Коллонтай «всюду и везде выпячивает половую проблему», называет истеричками и слабонервными мещанами, интеллигентскими обывательницами тех, у кого нет более важных вопросов[76].

Во-первых, она спрашивает, неужели у нас во всех областях жизни такой расцвет, что только и осталось, как «расправить крылья Эросу»? Нужда, нищета, низкая зарплата, более половины страны безграмотных и т. д. В этих условиях Коллонтай «не хватает марксистского и коммунистического чутья понять, что независимо от существа ее мыслей самое уже выпячивание и подчеркивание этой проблемы является грубой политической ошибкой. Ошибкой является это и с точки зрения реальных условий, в которых приходится пока жить и работать нашим рядовым работницам и коммунисткам»[77]. Однако и в послевоенный период, когда уровень жизни в СССР рос, как и образованность населения, женская пресса предпочитала не рассматривать «половую проблему». А современные женские журналы затрагивают эту тему совсем не в том ракурсе, в каком это делала Коллонтай.

Во-вторых, автор упрекает Коллонтай в том, что она молчит «о последствиях Эросов» – о детях – «плодах любви». «Массы отнюдь не разделяют того взгляда, будто половая любовь существует лишь для самой любви… – это какое-то искусство ради искусства»[78]. Перед страной «не стоят вопросы любви. У нас стоят вопросы о детях. Более полумиллиона беспризорных детей, отсутствие достаточного количества яслей, детских садов. Коллонтай не думает, что если бы работницы ушли с головой в «эрос», то это для весьма многих из них означало бы увеличение семьи, прибавление новых детей в то самое время, когда имеющихся некуда деть»[79].

П. Виноградская считает «половую жизнь вопросом «второго порядка»: анкета показывает, что вопросы любви начинают интересовать учащуюся молодежь», но больше их интересует учеба. Публицист видит положительные результаты совместного обучения детей в школе в том, что формируется более товарищеское (хотя еще далеко недостаточно товарищеское) отношение к женщине – «у нас и сама любовь, и женское тело совсем не являются тем запретным плодом, каким оно являлось в прошлом». Но действительно «является важным и что связано с проблемой пола помимо